Дома мы не нужны - Василий Лягоскин

Впрочем, парень оказался вполне приятным в общении; назвался он Толей Никитиным, оказался бывшим трактористом какого-то таежного лесхоза. Почему бывшим? – потому что два дня, как отмечал выход на заслуженный отдых.

– Отпуск? – наивно поинтересовалась Оксана.

– Пенсия! – горделиво поднял к небу палец Никитин.

Тут только изумленная израильтянка узнала, что все, или почти все, парни и девчата, окружавшие ее, еще сегодня утром были ее сверстниками, то есть родились и выросли в Союзе, и что она сама «вполне себе ничего девчонка, а что еврейка – это не страшно, не негра же…». После таких слов любая женщина, и Гольдберг не исключение, тут же помчалась бы на поиски зеркала.

Но тут перед накрытыми столами появился Кудрявцев и совсем скоро маленький отряд оказался в лесу, вернее на широкой тропе, по которой Оксана и прибежала меньше получаса назад. За первым же поворотом тропы подполковник остановил отряд; бросив берцы, которые он так и не выпустил из рук, к ногам невысокого тощего паренька, щеголявшего ярко-красными носками, еще совсем недавно новенькими, а теперь изодранными, не подлежащими никакой штопке, он скомандовал:

– Обувайтесь, товарищ доцент, – взмахом руки остановив зародившееся было возражение парня, продолжил, – Никитин, за мной!

Отсутствовали они минут пять, за которые доцент, назвавший себя Оксане Романом Игнатовым, успел не только обуться, туго зашнуровав обувку, но и пробежаться несколько раз по периметру небольшой полянки, на которой их и оставил командир. Успели представиться, а вернее познакомиться друг с другом, и остальные участники похода. Как оказалось до сегодняшнего утра лишь двое были знакомы – этот самый Игнатов, действительно оказавшийся доцентом-биологом и Алексей Романов, профессор иностранных языков – так его представил доцент. Профессор держал в руках записную книжку внушительных размеров, скорее ежедневник, в который что-то беспрерывно записывал, ненадолго задумываясь. Отвлекся он только, чтобы улыбнуться Оксане при представлении. Доцент, в отличие от него, был вооружен «посерьезнее» – в руках у него был длинный тесак самого зловещего вида. Зловещего потому, что все его лезвие покрывали запекшиеся разводы какой-то темно-бурой жидкости, скорее всего крови. Эти ножом он и махал, указывая на следующего члена отряда:

– Это Ершов Витя, Виталий Васильевич, наш художник. Успели Оксана м…, – он замялся, не зная отчества израильтянки, если у них (израильтян) вообще есть отчества.

– Михайловна, – подсказал профессор.

– Да-да, Михайловна, – поблагодарил кивком Игнатов, – так вот, по возвращении, Оксана Михайловна, рекомендую приобщиться к творчеству Виталия Васильевича. Очень, знаете ли, познавательно.

– Ага, – громко заржал вынырнувший из-за поворота тропы Никитин, – особенно с буквой «М»…

– Тише, – тут же одернул его появившийся следом командир.

Теперь все поняли, куда отлучались эти двое – в руках подполковник держал комплект камуфляжной формы, который он, не мешкая, сунул в руки профессора, наименее приспособленного к многокилометровому переходу. Его пижаму бордового цвета с ярко-малиновыми шелковыми отворотами с полным основанием можно было назвать профессорской, но для прогулки по лесу она никак не годилась. Профессор возражать не стал. Зайдя за спины двух женщин, он стал переодеваться; командир в это время инструктировал свой отряд.

– Володин, Холодов – авангард; не отрываться, темп ходьбы средний, без остановок; минут через сорок – сорок пять остановка – там как раз полянка интересная будет, прямо перекресток двух дорог…

– Ага, – вспомнила Оксана, – был такой перекресток.

Она вдруг с ужасом подумала, что могла повернуть в другую сторону. Однако командир не позволил ни ей, ни кому другому предаваться ненужным мыслям:

– За ним на расстоянии в пять шагов по трое: Никитин – держишь правый фланг; Малышев – Левый. Игнатов – центр, – Двое парней, вооруженных топорами с красными топорищами синхронно кивнули и шагнули на фланги; доцент крепче сжал рукоять своего ножа, оставаясь на месте.

Подполковник продолжил:

– Следующие: Ершов слева, Иванов справа, Николаева – центр. Дистанция та же.

Парни, державшие в руках в качестве оружия лопаты с такими же красными черенками, тоже кивнули, расходясь по местам. А вот Люда Николаева… («Медсестра, из онкоцентра – коллега, так сказать» – подумала Гольдберг, встречая взглядом подходившую девушку в белом халате), Николаева подошла к нераспределенной пока группе и достала из большой сумки, висевшей на боку, сверток и литровую бутылку минеральной воды.

– Возьмите, Александр Николаевич, – протянула она сверток командиру, – вы ведь поесть не успели.

Бутылку она сунула в руки Оксане и та благодарно улыбнулась – вроде бы как Николаева передала ей шефство над Кудрявцевым. Походный строй задержался меньше чем на полминуты – ровно на столько, чтобы подполковник успел сполоснуть ладони под тоненькой струйкой воды из бутылки, которую экономно вылила ему в горсть Гольдберг. Бутерброды, которые оказались в свертке, сооруженном из нескольких слоев бумажного полотенца, он жевал уже на ходу; к бутылке приложился, только проглотив последний кусок – предложив сначала ее Оксане, а потом профессору. Оба отказались – успели напиться в лагере. Четвертым в их последнем ряду был огромный пес светло-рыжей масти, который не отходил дальше чем на шаг от правого бедра командира и откликался на совсем не подходившую ему кличку «Малыш». Впрочем, Оксане он совсем не мешал, потому что шла она с левой стороны от Кудрявцева. С другой стороны от леса ее прикрывал профессор.

Конец ознакомительного фрагмента.